Источник: http://mosurbanforum.com/
Представляем вашему вниманию еще одну видеозапись первого пленарного заседания «Сбалансированное развитие современного мегаполиса — возможность или необходимость?»
Темой заседания стало первое международное исследование Московского урбанистического форума «Археология периферии». Исследование посвящено истории развития районов, возникших в крупных городах в период индустриализации, в Москве это территории между ТТК и МКАД. Участники заседания — главы мегаполисов — прокомментировали выводы исследования и обсудили подходы к развитию городских территорий, находящихся за пределами исторических центров, рассказали о балансе между центростремительными и центробежными силами развития.
В роли спикеров выступили: Сергей Собянин, мэр Москвы, Эдвард Листер (Великобритания), Фернандо-де-Мелло Франко (Бразилия) Юрий Григорян (Россия), Джастин МакГирк (Россия), Ясуши Аояма (Япония). Модерировал сессию Грег Кларк (Великобритания).
Так же читайте интервью С.С Собянина - «Мы в Москве делаем всё что хотим»
Мэр Москвы Сергей Собянин о платных парковках, референдуме, давке в метро, общении в Twitter, спальных районах и митингах — в интервью главному редактору The Village Игорю Садрееву.
Итоги года: выборы, платная парковка, коррупция и давка в метро
— Вы начинали этот год как мэр назначенный, а заканчиваете избранным. В ощущениях что-то изменилось лично для вас?
— Это сложная история. Я же не первый раз избираюсь на должность руководителя субъекта. Сперва я был избранным, потом назначенным губернатором. И когда был назначен в Москву по представлению президента, не было ощущения, что вот меня поставил большой начальник и теперь я могу сесть в кресло, ни на кого не обращать внимания и делать что хочу. Всегда было ощущение, что я должен работать на москвичей, на их интересы. И до избрания это было, и после — говорить о какой-то серьёзной перемене не приходится. Хотя, конечно, есть определённое чувство удовлетворения: то, что ты сделал за два с половиной года, оценено москвичами и одобрено.
— А как-то связано с выборами, что мэрия именно в этот год так активно заработала? Платная парковка, новое билетное меню, ночные маршруты, новые станции и развязки. Все разом зашевелились.
— Это обычные стадии. Сначала идут разработка идеологии, предпроектные решения, затем проект, потом подготовка к стройке и так далее. Мы раньше говорили-говорили, а нам в ответ: ну да, ребята, вы там рассказывайте, но мы не верим. Я просто по глазам читал: не верим. Когда я говорил, что мы в год будем по восемь-десять станций метро вводить, не верили. Когда я говорил, что мы по 70 километров новых дорог будем делать — ну вообще враньё. То, что мы решали три года назад, начинает выходить на поверхность. Станции метро не строятся за несколько дней, проекты стоимостью миллиарды долларов на раз исполнить невозможно.
— Но при этом главная проблема как была, так и осталась. По данным «Яндекс.Пробок», каждый год ситуация на дорогах ухудшается на 5 % примерно.
— Во-первых, за 2012 и 2013 годы такой аналитики, насколько я знаю, у «Яндекса» пока нет. Ряд экспертов говорит, что в целом ухудшения нет, более того, по МКАД и Бульварному кольцу есть небольшое улучшение ситуации. Во-вторых, я с самого начала мог бы сказать: эта проблема не решаема. Самый простой вариант. Ну а что вы хотите? Пробки и пробки, большой город, построен в советское время, дорог очень мало, на такое количество машин они не рассчитаны. И ничего с этим нельзя сделать, пусть будет, как будет. Но мы же говорим по-другому: да, можно решить, да, будем решать. И я уверен, что ситуация с трафиком в Москве будет улучшаться, несмотря ни на что: рост машин, рост населения. Всё равно мы будем постепенно решать транспортную проблему. На дорогах будет свободнее.
— То есть когда-нибудь мы забудем про 10 баллов из 10 в снегопад?
— В сильные снегопады в большинстве европейских городов жизнь вообще замирает. Самолёты не летают, транспорт не ходит. Согласитесь, у нас не так.
Что касается решения транспортной проблемы. Есть госпрограмма развития транспорта Москвы, там все показатели расписаны по годам, конкретные цифры — возьмите их потом и сравните, справились мы или нет. Наша главная задача — обеспечить комфортное передвижение по Москве, чтобы горожане в разумные сроки доезжали от дома до работы и обратно. Ни один город в мире не решал так проблему: дать возможность ездить на машине куда хочешь и парковаться где хочешь. Все решают одинаково: развитие общественного транспорта, ограничение бесплатного парковочного пространства, может быть, платный въезд. Поэтому мы строим метро, радиальные линии и Малое кольцо железной дороги, общественные полосы, развиваем такси. Все вместе эти проекты самые крутые в мире — больше, ну я не знаю, может быть, есть в Китае, но там просто масштаб другой. Город отстал в развитии транспортной инфраструктуры на четверть века. Сейчас приходится догонять.
— Крутые, но при этом непоследовательные, что ли. Сперва решили расширять зону платной парковки с пятого декабря. Потом отложили до 25-го. На ходу меняются правила: теперь у жителей не одно, а два резидентных места, с мая по выходным парковка в центре вдруг станет бесплатной.
— Ну почему сразу «непоследовательные»? Наоборот, мы последовательны. Просто мы слышим мнения экспертов, мы слышим людей и стараемся найти более мягкие, компромиссные решения. Могли бы взять и радикально всё решить, но тогда получили бы коллапс в общественном транспорте. Горожане попросили: мы не успеваем получить разрешения на резидентную парковку, слишком маленький срок. Почему не дать возможность: плюс-минус двадцать дней в таком большом проекте ничего не решают. Зато мы снимаем огромное количество напряжения. Зачем нам лишние конфликты? Тренд-то не меняется, а всё остальное — настраиваемые вещи. И заметьте: первое решение было в разгар предвыборной кампании мэра. Для этого нужно быть вообще, скажем так, мужественным человеком. А второе решение мы принимаем в преддверии думской кампании.
— Настолько уверены в поддержке?
— Когда говорят, что все местные жители против введения платной парковки — да ничего подобного. Возьмите статистику. Сколько жителей подали заявления на бесплатную парковку на Бульварном кольце? 12 % всего. А 88 % даже не написали заявление. То есть их вообще этот вопрос не волнует. А вот если бы мы ничего не делали, претензии были бы гораздо жёстче.
— И возможный референдум по платной парковке вас не беспокоит?
— Абсолютно спокойно отношусь к этой идее. Обычная политическая деятельность, что в этом плохого? Почему «Справедливая Россия» выступает с требованием провести референдум? По сути, уже идёт раскачка предвыборной кампании, все хотят поучаствовать. Хорошо, ради бога. Если до москвичей правильно донести информацию, для чего это делается, с какой целью, я думаю, они поддержат платную парковку. И автомобилисты тоже, потому что платную парковку мы делаем в первую очередь для них: чтобы у них гарантированно было место, где встать, чтобы трафик был немного меньше, чтобы в принципе была возможность проехать.
— А что всё-таки произойдёт, если отменят платную парковку?
— В первую очередь пострадает бизнес, да и сами автомобилисты. Больше парковок — платные или бесплатные они — уже не будет. Вне разрешённых мест парковаться будет нельзя. Оборачиваемость платных парковок — до десяти машин в день. То есть на одной платной парковке в течение дня паркуется десяток машин, а на бесплатной — одна. Кто первый утром доехал до парковки, «того и тапочки». Ни к магазину, ни к офису уже никто не подъедет. Парковка с утра будет забита до предела.
— Что точно не поддерживают горожане, так это ведомственные парковки. Почему у Госдумы, у Совета Федерации, у Генпрокуратуры, у Центрального банка бесплатно, а на соседней улице люди должны платить?
— Всё-таки мы живём в столице, и, помимо городских служб, здесь есть федеральные структуры. Мы начали с себя: наши департаменты, министерства не обладают никакими привилегиями, и мои заместители также платят, если паркуются на улично-дорожной сети. А ведомственные парковки есть у офисов федеральных министерств: тех, которые охраняются ФСО, им требуется зона безопасности. Это минимальный объём, который никак не влияет на ситуацию в целом, локальные участки на 10−15 парковок. Не более того.
— А почему тогда у Мосгордумы бесплатно?
— Я считаю, что у Мосгордумы можно было и не делать бесплатную парковку. В любом случае надо будет решать вопрос с её передислокацией, потому что количество депутатов увеличивается. Сейчас месторасположение Мосгордумы крайне неудачное, и существующий зал заседаний не вместит новый состав депутатов.
— То есть, если бы её там не было, вы бы скорее обрадовались?
— Безусловно.
— Будем это как обещание рассматривать. Теперь про общественный транспорт. Автомобилистов подталкивают к тому, чтобы пересаживаться на метро. Но пока происходит как: станцию «Жулебино» открыли — так в итоге утром в «Кузьминках» с третьего раза только в вагон можно зайти. Все говорят, что метро на пределе работает, а дальше что? Пока строится Малое кольцо железной дороги и третий контур, придётся помучиться?
— Это так и не так. Я несколько раз был в Выхине и видел, что там творится: это вообще самая большая пересадка в мире. Пригородные автобусы, электрички, ещё там был ужасный рынок. Из Жулебина, из Котельников приезжали люди, и все давились на одной станции. Когда мы продлили ветку, то просто разделили нагрузку на три станции. А когда откроется станция в Котельниках, эта нагрузка ещё больше распределится. Другое дело, что надо так же распределить движение маршрутов из пригородов, чтобы они не высаживали всех на одной станции. Но, конечно, любая новая станция привлекает дополнительных пассажиров.
— Вот этого все и боятся.
— Боятся и правильно делают. Но если бы мы ничего не делали, ситуация бы дальше только ухудшалась. Поэтому колоссальные деньги идут на создание двух пересадочных контуров. Это позволит разгрузить метро в центре процентов на 20−25, при том что мы расширяем географию и новые станции по-прежнему будут появляться.
— Но Малое кольцо железной дороги в 2016 году откроется, не раньше. А пока придётся терпеть.
— Да. Но мы развиваем и наземный общественный транспорт. Начиная со следующего года мы внедрим совершенно другой принцип работы — городской заказ. Сегодня перевозчики работают по билетам: много билетов купили — есть прибыль, мало купили — нет прибыли. В результате все пытаются попасть на выгодные маршруты. Со следующего года мы начинаем работать по другому принципу: есть маршрут, и ты должен из точки А в точку Б приехать по определённому графику. Выгодно или не выгодно, ты работаешь и получаешь определённую плату от города. Кроме того, автобус должен соответствовать требованиям, которые мы предъявляем. Взял какой-то утиль и выехал на улицы Москвы — это уже не прокатит. В результате у нас и качество транспорта поменяется в лучшую сторону, и движение будет более частым и эффективным.
— Ещё одна вещь, которая многих беспокоит, — возвращение в город огромных торговых центров. «Авиапарк» на Ходынке — 400 тысяч квадратных метров, это пять ГУМов. «Вегас Сити» — четыре ГУМа, «Бутово Молл» — два. Вы же раньше говорили, что торговых центров и так слишком много?
— Нет, я говорил о том, что в центральной части города не нужно строить ни больших торговых центров, ни офисов. Я не говорил, что их не надо строить вообще. Более того, количество торговых площадей в Москве, как это ни парадоксально, значительно меньше, чем в других европейских городах — в два с половиной раза. Их даже меньше, чем в российских городах-миллионерах. При этом в Москве недостаёт всех форматов торговли: и крупных, и средних, и мелких. А если не строить новые торговые центры, сохранится низкая конкурентная среда, высокие ставки аренды и высокие цены. Строить нужно, другой вопрос — где. Максимально близко и удобно для людей, чтобы не было огромных потоков, которые сегодня движутся за МКАД или в торговые центры в другом районе.
— Но зачем такие огромные строить? Григорий Ревзин прекрасно это назвал: «на Титанике проектируют айсберги».
— Действительно, для города это не очень хорошо, но такие большие торговые центры, как правило, — старые инвестиционные проекты, обременённые банковскими кредитами и так далее. Мы сейчас стараемся делать менее объёмные проекты, которые не привлекали бы слишком большого дополнительного трафика.
— Вы говорите о проектах на миллиарды долларов. Но в одном интервью сами признались, что коррупции в Москве гораздо больше, чем в любом другом городе России. Можете сказать, сколько уволено и посажено за три года? И главное — сколько ещё их работает, какой процент тех, кого просто не поймали?
— Я не назову процент уволенных, но большая часть, подавляющая часть руководителей департаментов, глав районов заменена — по разным причинам. В большинстве случаев уж точно не за хорошую работу. Я не знаю процент коррумпированных чиновников, которые пока остаются, но я примерно представляю, сколько денег уходило налево из бюджета — либо это была неэффективная работа, либо просто воровство, на самом деле, разница небольшая. Так вот, это было порядка 15−20 %. Сегодня же мы на городском заказе ежегодно экономим 130−140 миллиардов рублей.
— Один из самых удачных проектов года — реконструкция Крымской набережной — стоил невероятные 2 миллиарда рублей. Почему так дорого?
— Конечно, сама набережная таких денег не стоит. Хотя это не просто узкая дорожка, а полноценный парк. Очень много затрат было на перекладку коммуникаций и укрепление самой набережной: там забивали сваи по 80 метров глубиной, чтобы не поплыла вся эта конструкция. Проект прошёл все экспертизы, все заключения есть. Кстати, эта набережная стала одной из первых инициатив Совета по общественным пространствам.
— Удивительно, но пару лет назад никто из чиновников просто не знал, что такое общественное пространство. Слова такого не было.
— У нас не было в Москве двух терминов, как ни удивительно. Это «общественное пространство» и «транспортно-пересадочный узел». И это в Москве, где более значимого для горожан нет ничего, я считаю. Потому что через ТПУ ежедневно проходят миллионы людей, парки ежегодно посещают десятки миллионов. И при этом не было никакой целевой программы развития этих пространств. Их отсутствие создавало в Москве гнетущую атмосферу: всё больше и больше машин, больше и больше пробок, больше и больше девелоперских проектов, которые задавливали город.
— Чего ещё не было — чиновники не общались с экспертами по архитектуре, урбанистике. Все сидели по своим углам.
— Да, причём мы стали работать не только с нашими экспертами, но и с международными. Тот же проект «Зарядья» — да, он такой неспешный, но мы и не хотим спешить — привлёк лучшие архитектурные бюро мира, которые специализируются на создании общественных пространств. Лучше просто нет. И выиграла в конкурсе команда, за плечами которой много интересных иностранных проектов.
— А вы, кстати, в парке «Хай-Лайн» в Нью-Йорке были?
— Нет, не был, к сожалению.
— Теперь давайте о самом скандальном деле года — реконструкции «Дома Болконского» на Воздвиженке. Почему вы ни разу не комментировали ситуацию с этим особняком? Надстроить два этажа — это нормально вообще?
— Вы знаете, почему все градозащитники сконцентрировались на этом доме? Потому что практически все другие конфликтные точки мы убрали. Если помните, несколько лет назад у нас таких точек было около двухсот.
— С этим никто не спорит. И те же градозащитники, которые всё лето на Воздвиженке простояли с плакатами, до этого говорили: вот наконец в Москве появилась новая градостроительная политика.
— Если говорить о памятниках истории и культуры, то несколько лет тому назад они практически не реставрировались. Только единичные объекты, с десяток набралось бы. Сегодня 320 памятников реставрируется, в 32 раза больше. И меня очень радует, что, помимо города, огромную часть работы делают частные инвесторы. Из 15 миллиардов рублей частных — процентов 40. Ситуация радикально изменилась.
— Но что же с «Домом Болконского»?
— Что касается конкретного объекта, есть определённый порядок защиты. Здания должны быть выявлены как памятники и поставлены на охрану. Те объекты, которые даже не заявлены, защищать невозможно. У владельцев есть все документы на руках. Можно, конечно, ходить по судам, но там скажут: ребята, что вы вообще защищаете. Для того, чтобы таких случаев было меньше, мы поставили на охрану десятки зданий, которые раньше болтались в неопределённом статусе.
Стиль управления: личная жизнь, Twitter и «объезды»
— За все три года мы ни разу не видели даже официальных фотографий, как вы отдыхаете, проводите время с семьёй. Вот вы на Новый год наверняка куда-то собираетесь, а мы не знаем. Вашу супругу впервые увидели, и то мельком, во время предвыборной кампании. Даже президент позирует на рыбалке, на балете. А Собянин всегда застёгнут на все пуговицы.
— Сейчас не на все.
— Ну хорошо. Когда без галстука, верхняя пуговица расстёгнута.
— Это осознанный выбор. Я много посвящаю себя работе и делаю это на протяжении последних 20−30 лет. Поэтому считаю, что имею право на личную жизнь, и не хочу, чтобы она была продолжением работы. В конце концов, у москвичей до моего прихода семейных тем было более чем достаточно, и, по-моему, ностальгии по ним у них нет.
— Но согласитесь, что больше любят тех мэров, которые личную жизнь не прячут.
— Ну я такой, какой я есть, уже много лет. Наверное, поздно меняться.
— А имиджмейкеры вам не предлагали: давайте это, давайте то?
— Да всегда предлагали, во все времена.
— Тот же Twitter можно и по работе использовать. У Бориса Джонсона есть, у Майкла Блумберга, да практически у всех мэров мировых столиц.
— Но при этом мы в Москве создали интернет-ресурсы, которые по своим объёмам, своим прикладным ресурсам, наверное, самые крутые в мире. Вот вашу газету, вы сказали, ежедневно посещают 110 тысяч человек, а наши ресурсы посещают 300 тысяч. Большинство из них заходят туда не из праздного любопытства, а с целью получить какую-то информацию, пожаловаться, дать предложение и получить ответ. Это реально помогает управлять городом. В контроль над городом включаются миллионы москвичей. И если ответы приходят некорректные или просто враньё пишут чиновники, это становится предметом активного обсуждения в блогосфере. Любой казус всплывает: а смотрите, на самом деле остановку не отремонтировали, а просто сфотографировали другую. Это помогает выявлять брак и наказывать чиновников. И это не просто — ты мэру что-то послал, а он тебе что-то ответил.
— Вы сами на телефон фотографируете?
— Да. Редко, но да.
— А вот мэр Рейкьявика Йон Гнарр недавно выложил в Facebook фотографию, как он кровь сдаёт. И подписал: «Вот вам лучшая идея подарка». Ну это же так круто, так человечно.
— Я согласен, согласен. Я подумаю об этом. Это работает, и этим надо заниматься. Переломить себя и заниматься.
— Это тоже как обещание запомним. Ещё об общении. Вы переняли опыт «лужковских объездов». При этом все знают, что подготовка к ним начинается чуть не за несколько недель. Управа на ушах, всё красят, моют, встречают...
— Да, это пока неисправимо.
— А почему без предупреждения не нагрянуть?
— Такое бывает, конечно. Особенно зимой я часто сам объезжаю районы. Я в каждом районе Москвы побывал уже несколько раз, где-то по пять-десять. Можно, конечно, готовиться к каждому приезду, но лучше один раз весь район подготовить. И потом — такая подготовка играет злую шутку с чиновниками. Когда начинается такая массированная подготовка, люди уже заранее знают, что я туда приеду. И у кого из жителей есть проблемы, подтягиваются к этому месту и начинают выливать всё, что у них наболело. И получается достаточно живое общение. Поэтому на самом деле подготовка объездов на руку и мне, и жителям.
— То есть у вас нет ощущения, что вам красивый фасад показывают, а за ним чёрт знает что.
— Послушайте, я хорошо знаю, что реально происходит в Москве. Помимо непосредственных выездов, у нас действует огромная система административной и жилищной инспекции. На том же портале «Наш город» люди фотографируют не то, что хотели бы главы управ. И, кроме того, создана система видеонаблюдения: на всех дорогах, в скверах, во всех подъездах и дворах. Можно в любой момент включиться и посмотреть. И я на самом деле очень часто это использую. Когда снегопад, например, чтобы понять, что вообще происходит, насколько коммунальные службы справляются. Это имеет удивительный профилактический эффект, когда префект докладывает, что у него всё замечательно, все работают и он сам чуть ли не с метлой бегает, а я включаю «район», 20 картинок на экране — и никого нет.
— А было такое, что стоит перед вами чиновник и врёт вам в глаза?
— Честно говоря, чтобы нагло мне врали, я не помню. Да, пытаются уйти от острых вопросов, говорить не то, что ты спрашиваешь — этого сколько угодно. Но такие номера не проходят.
— И наорать вы можете?
— Да запросто.
— Отлично!
— Ну я не думаю, что это отлично. Но запросто могу.
Планы на год: спальные районы, мегапроекты и запреты
— В Москве фактически нет районов. На бумаге они есть, а так никто же не скажет, чем Южное Бутово отличается от Южного Чертанова. А хочется, чтобы были свои Сохо, Бушвик, Ноттинг-Хилл. Можно это как-то исправить сверху?
— Людей волнует другое. По крайней мере из того, что я знаю. Их не волнует, чем Южное Бутово отличается от Северного. Другие требования: чтобы дворы были хорошие, чтобы рядом был сквер, чтобы транспорт нормально ходил. И вот задача — создание среды, которая была бы на высоком уровне. Или как минимум на удовлетворительном. Чтобы не было помоечных районов, куда просто страшно зайти. Это задача городских властей. А какую-то фишечку там сделать, привнести свой колорит — это к депутатам местного самоуправления. У нас их полторы тысячи, больше всего в мире. Тем более что мы достаточно много даём им денег. Пять миллиардов — пожалуйста, творите, генерируйте свои идеи.
— Предыдущий год был посвящён паркам, этот прошёл под знаком пешеходных зон. А что станет флагманской темой 2014-го? Недавние события в Бирюлёве показывают, что не благополучный центр, а именно спальные районы должны стать главной заботой мэрии.
— Чем больше мы благоустройством занимаемся, тем больше пожеланий. Это хороший тренд. Мы за три года сделали реально много. И в том же Бирюлёве — если вы приедете туда летом, это один из самых благоустроенных районов столицы. Который не был таким раньше. И когда я сегодня с людьми встречаюсь, многие говорят: слушайте, хватит уже этих клумб с цветочками, этих фонтанов, у меня проблема в том, что я до метро дойти не могу. Здесь дорожка перекопана, там мигранты чем-то торгуют. Помимо внешнего лоска, надо решать прикладные вопросы.
— Как именно?
— В следующем году мы будем уделять внимание не столько знаковым проектам, сколько связанности, транспортной и пешеходной доступности в районах. Мы взяли радиус в полтора километра от каждой станции метро и посмотрели, как люди ходят до дома. И оказалось, что дальше 300−400 метров люди уже не идут пешком, а садятся на общественный транспорт или на машины. Не такое большое расстояние, но люди просто не желают идти. Им некомфортно, особенно вечером. Поэтому мы разработали проект по улучшению доступности станций метро и транспортно-пересадочных узлов. Это большой мегапроект, который касается сотен километров дорожной и тропиночной сети. Часть этого проекта будет реализована в следующем году.
— А вот исследование «Археология периферии» выявило, что 62 % жителей окраин выезжают в центр реже одного раза в неделю. Для них район — это и есть город.
— По сути дела, мы имеем дело с квазигородами. Вот говорят: а вы знаете, моногород где-то в Сибири и численность населения аж 20 тысяч человек. А у нас почти в каждом районе — по 100 тысяч. Но границы районов, конечно, условные. К тому же многие районы сложились как монорайоны — есть промышленные, где одни промзоны, есть районы, где вообще ничего нет, кроме панельных домов. Это неправильно. Должны быть смешанные районы. Это не значит, что в каком-то спальном районе надо построить цементный завод. Конечно, нет. Но порой для нормальной жизни там не хватает целых сегментов городской инфраструктуры: торговли, общественных заведений, культуры и мест приложения труда. Вот этим надо насыщать районы.
— О запросе другого рода. Если два года назад мы говорили о хороших парках, о семейных ресторанах, сейчас всё больше — об ограничении прав и свобод. Вокруг одни запреты и штрафы, Госдума их печатает как станок. У вас нет ощущения, что становится тяжело дышать?
— Нет, абсолютно нет. Мне кажется, это больше психологическая, внутренняя установка. Между жёсткостью администрирования в Москве и в европейских городах — огромная разница. Мы в Москве вообще делаем всё что хотим и как хотим. И штрафы у нас на порядок ниже, чем в Европе. Я уж не говорю об азиатских странах, в Гонконге, например, просто драконовские меры. Мы же только пытаемся сказать: ребята, вот здесь нельзя парковаться. Мы даже не трогаем толком, а только говорим. А если штрафуем, то только за особо циничные нарушения.
— Но я не о штрафах за парковку, конечно, спрашивал.
— Мне кажется, мы всё-таки должны идти не к анархии и вседозволенности, а к тому, чтобы люди имели возможность участвовать в управлении городом. Вот смотрите, мы провели выборы в органы местного самоуправления. В результате появилось огромное количество депутатов, оппозиционно и просто критически настроенных. Это ребята, которые сегодня уже позиционируют себя как кандидаты в Мосгордуму. Пожалуйста, участвуйте. Началась движуха, возникла совсем другая атмосфера. Провели конкурентные честные выборы мэра города. Готовимся к выборам в Мосгордуму.
Мало этого? Пожалуйста, выходите на улицы, митингуйте, демонстрируйте всё что хотите, что не запрещено законом. За этот год у нас на улицах в разных мероприятиях поучаствовали знаете сколько людей? Двадцать миллионов человек. Двадцать миллионов. Это рекорд, по-моему. Кроме того, развиваются различные волонтёрские движения. Можно всегда найти себя во всём этом. Самое последнее дело, когда люди от безысходности бросаются на баррикады. Мы не хотим этого, мы хотим создать в городе атмосферу доброжелательности.
— Новые запретительные законы вызывают много критики за рубежом: запрет на иностранное усыновление, запрет гей-пропаганды и так далее. Это же всё влияет в первую очередь на имидж Москвы, а не Новосибирска, скажем. Получается, вы заложник решений федеральной власти. Вас это расстраивает, мешает работать?
— Меня, наоборот, радует, что Москва не просто формальная столица страны, а что здесь живёт активное население. Здесь кипит жизнь: общественные организации, политические партии. Они подталкивают власть к тому, чтобы она двигалась энергичнее, быстрее, качественнее, была более открытой. Это, наоборот, большой плюс. Конечно, есть проблемы, но плюсов больше.
— Каких?
— Скажем, когда Путин выдвинул инициативу по Сирии. Больше плюсов для Москвы придумать было сложно. Весь мир говорит о том, что Москва для мира делает очень важное дело. Мне кажется, активизация на международной арене даёт значительные имиджевые плюсы для Москвы. Поток туристов каждый год увеличивается на 10−15 %, ставя рекорд за рекордом. В этом году мы за пять миллионов перевалили, это просто видно по улицам, по гостиницам, на транспорте.
— Два последних коротких вопроса. Вы не исключаете для себя третьего срока?
— Я ничего не исключаю, конечно. Но я работаю в должности избранного мэра всего три месяца, поэтому такие вопросы ещё будет время обдумать.
— Но вы о какой Москве через пять лет мечтаете?
— Помимо мечтаний, есть чёткие программы развития медицины, образования, транспорта, есть чёткие показатели. Если всё обобщить, я считаю, что стиль в городе должен быть другой, атмосфера должна быть другая. Город должен быть добрее, комфортнее, удобнее для жителей. Этого невозможно достигнуть одним проектом, они должны сойтись, чтобы люди почувствовали: Москва стала лучше, уютнее.
Комментариев нет:
Отправить комментарий