Автор: Елена Ромашова
Конструктивистские здания в Москве изношены на 60–100%, так что многие из них даже не стоит пытаться реставрировать. Об этом сообщила на этой неделе пресс-служба Москомархитектуры, цитируя главного архитектора столицы Сергея Кузнецова. Ранее заммэра Москвы Марат Хуснуллин предложил оставить в Москве лишь два-три конструктивистских комплекса. Между тем с июня в столице начался снос конструктивистского квартала «Погодинская», а незадолго до этого завершился снос Таганской телефонной станции, вызвавший возмущение тысяч москвичей. Чем ценна конструктивистская архитектура и чем опасен охранный статус памятника, «НИ» рассказал член общественного движения «Архнадзор», генеральный секретарь российского отделения международной градозащитной организации DoCoMoMo, кандидат искусствоведения Николай ВАСИЛЬЕВ.
– Много ли осталось в России памятников конструктивизма, авангарда? В каком они состоянии?
– Прежде всего нужно различать: есть здания той эпохи, ценные с точки зрения специалистов, а есть строения, которые находятся под официальной охраной. Это два разных списка: зданий конструктивизма осталось много, но на охране стоит мало. Есть крупные города, где счет таких зданий идет на сотни. Это Москва, Санкт-Петербург, Ростов-на-Дону, Иваново, а также новые города, которые строились и развивались в первую-вторую пятилетку, – Нижний Тагил, Екатеринбург, Новосибирск, Кемерово и так далее, вплоть до Хабаровска. Там зданий в стиле конструктивизма по нескольку десятков. Например, по оценкам коллег из Новосибирска, в городе порядка 90 зданий в стиле конструктивизма, хотя наверняка есть еще. При этом в приличном состоянии всего 20 строений. И такая оценка, к сожалению, близка в отношении ко многим другим российским городам. В Москве не меньше 500 таких построек, не считая промышленных зданий, которые находятся на закрытых территориях и сейчас сильно перестроены. Есть строения, которые в последнее время как-то реставрируются или просто приводятся в порядок, на них по крайней мере не больно смотреть. Но здания первой величины, которые отображены во всех учебниках по архитектуре, зачастую бывают в угрожающем состоянии.
– Какие проблемы связаны с такими постройками?
– Зачастую это архитектура массовая, к которой подход как к индивидуальным памятникам не всегда уместен. Плюс есть жилые дома, в которых люди живут до сих пор. Их еще сложнее охранять, поскольку нет единого собственника. Или есть общественные крупные здания, которые эксплуатируются уже 70–80 лет в качестве штаб-квартиры какого-нибудь министерства. Понятно, что заставить такое ведомство исполнять закон, даже если здание и стоит на охране, достаточно сложно.
– Здания в стиле конструктивизма с трудом включают в реестр охраняемых памятников?
– Со скрипом – это точно. В том же Екатеринбурге или Новосибирске понимают, что у них больше ничего нет, поэтому приходится включать хотя бы это. В Москве ситуация сложнее. Хотя эти здания у всех на виду, к ним приходят туристы (если знают, где их найти, потому что в справочниках про них практически не пишут), ставят на охрану их неохотно. Многими чиновниками эти здания не воспринимаются как что-то ценное. Хотя многим строениям под сто лет, они вписаны в городской ландшафт и вообще являются памятью времени достаточно непростого. Не говоря уже про архитектурные достоинства. К сожалению, у нас в процедуру очень часто включается вкусовщина: нравится начальнику – он ставит, не нравится – не ставит.
– А то, что здания описаны в специализированной литературе, является для них своеобразной защитой?
– Это помогает, особенно если можно положить чиновнику на стол книжку, где напечатано, что это за здание. Но, к сожалению, далеко не всегда. И это проблема. Есть вопиющие случаи, где это никак не помогает. Например, дом Наркомфина, где огромное количество проблем, решать которые никто не собирается. Насколько мне известно, только этой зимой Минкультуры зашевелилось, начав думать про здания 1920-х годов, как бы их все оптом учесть для разных целей.
– Статус памятника может помочь сохранить такие здания?
– Конечно, может. Но статус памятника часто бывает своеобразной ловушкой. Есть максималистский подход, который описан в международных конвенциях и профессионалам понятен: сохранять надо все-таки само здание, а не форму здания. Но в некоторых случаях бывает лучше, чтобы здание сохранило хотя бы форму. Пусть его реконструируют, где-то заменив перекрытия, окна, чем вообще снесут. Бывает, что охранный статус фактически диктует консервацию плачевного положения здания, поскольку очень плохо налажено взаимодействие собственника с органами охраны культурного наследия. Собственникам годами не могут вручить охранные обязательства. Новая редакция закона о культурном наследии вступила в силу в начале 2000-х годов. С тех пор все собственники должны были получить охранные обязательства, в которых четко прописано, что они могут или не могут делать на объекте. А по факту далеко не все его получили. Соответственно, одни думают, что вообще ничего нельзя делать, и бросают этот памятник, он медленно умирает. А когда он полностью уничтожен, говорят, дескать, извините, не смогли сохранить.
Есть и другая ситуация. Не так много экспертов дерутся за конструктивизм. У нас есть примеры, когда эксперты обосновывали сносы. Есть и примеры, когда так называемая реставрация делается хуже, чем то, что называется капремонтом. Людям, делающим капремонт, не приходится проходить процедуру многочисленных согласований, а результат получается зачастую не хуже. Бывает такая реставрация, когда на исторической постройке ставят пластиковые окна.
– В Екатеринбурге несколько памятников конструктивизма хотят ввести под охрану ЮНЕСКО. Насколько велик шанс получить защиту этой организации?
– У ЮНЕСКО есть достаточно жесткие требования. Например, сначала объект должен быть хорошо отреставрирован, а уже потом они возьмут его на охрану. Поэтому как это будет сделано – большой вопрос.
Необходимость отыгрыша. Вейджер ситуации повыше, чем для бонусов за депозитом бездепозитный бонус с пополнением. И пока свои не отыграны, исключить их невероятно.
ОтветитьУдалить