Основатель книжного магазина «Ходасевич» Стас Гайворонский написал для нас эссе о Покровке и окрестностях. Внимание! Название «Путеводитель по Покровке» не стоит воспринимать как действительный путеводитель, а скорее, как некоторую аллюзию на ранний рассказ Владимира Набокова «Путеводитель по Берлину». Автор собрал в одном повествовании впечатления из разных времён года и просто времён. Также предупреждаем, что в тексте встречаются бранные слова. Но он нам очень нравится.
«В первый раз на Покровку я забрел с Солянки. Помню, меня возмутила надпись на магазине мужской одежды «Реалист» — «Работай каждый день». Каждый день я хотел писать стихи и гулять, я был подросток и поэт. При том близорукий, потому что на «Реалисте» было написано не «Работай каждый день», а «Работает каждый день». Вот тут мы стояли с Викой из группы «Карл Хламкин». Дышали ночным свежим воздухом во дворе, отдыхая от дансинга, с экскурсоводом из музея Серебряного века. Тут употребляли запрещённые вещества с будущим создателем Циферблата. Тут-там трам-там-там. На них далеко не уедешь. Поэтому начну с начала.
Пятнадцатого апреля, две тысячи четвёртого года тут шёл снег, похожий на барбарис, сложно было разойтись на тротуаре, и люди после работы несли в руках бутылки, как сейчас несут по дороге на работу кофе. На месте маленькой детской площадки и скамеек был неработающий засыпанный землей фонтан с зарослями вокруг. Прекрасное место чтоб уединиться ото всех и выпить пива с выпускницей воронежского филологического факультета.
За полсотни лет до этого тут стояла церковь, которая мешала ездить на службу в Кремль Кагановичу (зимой 1936 года Успенскую церковь снесли до основания. Все что осталось — маленький домик причта. В нем сейчас кафе Саперави — прим.ред.). Позади музей народного искусства и за забором пустырь дворника Кеши. Туда я иногда прихожу посмотреть его находки. Обычно это собранные на помойках книги. Иногда он пытается тиснуть напольные советские весы или монету петровской поры. Кеша обычно упоротый уже с утра.
А в том доме со смешной чашей на колонне живет художник Пеперштейн, чашу на колонне каждый ремонт перекрашивают. Повернемся на 180 градусов, здесь стоял культовый ларек на колёсиках «Цыпа-гриль». Потом коллектив «Цыпы-гриля» переместился в магазинчик «Ваш 24», где круглые сутки улыбчивые узбеки зарабатывали на алкогольную лицензию, продавая нарезки колбасы и пирожки с грибами и сыром под названием «фугас».
Рекламщиков со щитом «Мосцветторг» и листовками с капучино – видишь, как только поднимаешься из метро на Маросейку. Новые стены сделаны под мрамор. На пластиковом мраморе спят бомжи. Чуть выше аптека и круглая крыша с крестом домовой церкви. Несколько лет назад тут нашли бордель. И много заученных подробностей от тонкого экскурсовода с микрофоном на устах. Он воздевает руку кверху и москвичи с гостями столицы вздымают голову вверх. Протолкнёмся сквозь них.
Вот тоже интересно – дама с картонной коробки продаёт носки, дальше мистер, которому жарко, он положил рубашку на плечо, а на груди огромная татуировка со свастикой, потом двойник Ленина с разбитым лицом в жилетке и кепке, нищий с наколками на лбу, пьяный опухший гомосексуал-бродяга с компанией, имперский штурмовик в полном обмундировании, человек-шаурма и человек-донер. Припухшая мадам в вонючем пиджаке наливает припухшему господину с вонючим бинтом на ноге.
Ещё одна мадам с фингалом и копной склееных волос. Если ежедневно ходить этим маршрутом, то можно заметить, как фингал наливается фиолетовым и увеличивается. Потом исчезает и фингал и его хозяйка. Появляется растерянный физик. Он отстал от физического конгресса и что-то потерял. Надо помочь с деньгами. Потом появляются три суфия в шапочках, жилетках и с палками. Тоже просят денег. Человек с семитской внешностью и сивушными парами просит какой-нибудь мелочи. Бодрая монахиня выходит из Космодамианской церкви и протягивает стоящему на воротах помятому мужичку сто рублей.
-Помолись за меня.
-Ага, помолюсь. Помолюсь! – бешено и радостно вращая глазами рявкает мужик и даже облизывается.
А бодрая монахиня идёт на красный свет через Старосадский на Покровку, перекрещивая водителей, которые перед ней резко тормозят, чертыхаются и матерятся.
Мы подождём зелёного сигнала светофора и оглянемся по сторонам. Внутренняя сторона Покровки кишит крысами. Крысы бегают по верху коробов с проводами и пикируют на голову. Как на фронтон дома накладывают чёрно-белую старинную фотографию с изображением того, что тут было раньше, так у меня в пикселях разной силы накладываются один на другого борцы с крысами в нашем дворе (двор, где находится магазин «Ходасевич» — прим.ред) по Покровке, 6. Ресторанный разнорабочий узбек Олег ходил и бил их палкой по голове, как браконьер морских котиков. Приезжали грустные, усталые женщины из службы отравления и разбрасывали яд. Яд усталых женщин не помогал и крысы его сжирали. Тогда крыс начал травить бармен из ресторана неподалёку. Крысы исчезли. То ли яд у бармена оказался хорошим, то ли потому что из двора убрали помойку. Бармен часто выходил покурить и к нему выходила покурить работница сауны в подземелье Покровки. У них завязался роман, и они уехали. Сауну закрыли и долго выносили из подвала неприличного вида мебель и стулья похабных цветов. Узбек Олег подарил нам штендер от сауны. Мы закрасили его черной краской и написав «Вчера, сегодня и всегда – книги лучше, чем еда» выставили на Покровку.
Покупатели книг оставляют землю из подошв, мы сметаем эту землю и носим на помойку в пакете. Около помойки меня обычно поджидает Кеша. Он в измененном сознании с утра, поэтому он снова предлагает купить нам в книжный магазин напольные весы с гирькой или поломанные приборы для физических экспериментов в школе. Ну хоть древние монеты! Ну ладно, пойдём покажу книги. Позади церкви Троицы во Грязех со снесенным куполом развалины, затянутые зеленой сеткой и детская площадка, где почти всегда светит солнце, а в домике иногда спят школьники. Около площадки низкорослый жэк с резными украшениями над входом. В этом жэке, в узкой комнатушке Кеша показывает свои сокровища, найденные на помойке картины каких-то шизофреников, подшивки Оруэлла и Довлатова из перестроечных журналов, сборники стихов провинциальных поэтов.
-Лёха сказал, что тебе это можно показать всё.
Лёха, это загадочный художник с Покровки, который советует всё нести мне!
Но я даже не знаю кто это, хотя тут довольно много художников. Один, например, с глазами, смотрящими в разные стороны. То есть один глаз смотрит на иллюминацию на крыше ГУМа, а другой на троллейбусы, что ездят по Садовой. Второй художник ходит по Покровке с порнографическим календарём собственного производства и думает, кому бы его подарить. Третий художник стоит весь день у окна и ждёт чтоб кто-нибудь зашумел, чтобы сразу закричать: «Сколько можно шуметь! Вы мне рисовать не даёте!».
Что они все рисуют, я не знаю.
Когда старые покровско-маросейские жители умирают — гастарбайтеры выносят их имущество в огромные контейнеры во дворе, иногда оно дороже самой квартиры, но кто об этом знает. Однажды в таком контейнере позади десятого дома по Маросейке, бывшая Богдана Хмельницкого, я нашёл стопку разных бумаг, адресованных Тумковской Татьяне Львовне и писем к Тумковскому Олегу Ростиславовичу. Там были и фотографии их предков до революции — сестры милосердия и офицера с саблей. Годами такие вещи прятали подальше, а теперь они так неприлично валялись среди пакетов с объедками. Дореволюционное фото на студенческий билет, письма, письма, открытки, наборы слайдов из поездок по разным городам, значок турист и паспорт значка с описанием похода — вот он, смотрите, чуть-чуть завалило морковными очистками.
Всё это сверху закидывают зелёными мешками с паркетом и битой плиткой. Сверху кидают чёрные пакеты из недоеденной ресторанной еды. К бакам стягиваются бездомные и разгоняя крыс роются в пакетах.
В это время на другой стороне широких домов, на большие квадратные тротуары высыпают дамы и господа из питейных заведений – прохладиться и покурить. Проскакиваем через толпы в дыму, через запах табака, алкоголя и почти переваренной закуски. Толпы гуляющих идут в разные стороны. В среду, потому что, среда — это маленькая пятница, в четверг, потому что это уже почти конец недели и можно уже выпить, ну и в пятницу, само собой.
Охранник с автоматом провожает роскошную шубу в дорогой ресторан. Рекламный грузин расхаживает у входа, поблёскивая ножнами на поясе и постукивая зубами. На эту праздничную еженедельную суету смотрят бродяги-алкоголики – они сидят на солнце на низком окне магазина или на остановке автобуса Т25 и подносят к опухшим лицам пухлую бутылку с жидкостью яркого цвета. Сзади них самое гадкое место на Покровке.
Это магазин Дикси. Бледные бананы, гниловатые фрукты, персонал постоянно перекрывает проход палетами на рохлах, отовсюду пахнет алкашкой и мочой и даже не знаешь в какую сторону бежать от вони и пьяных молодых физиономий. В среду вечером так все перемешалось и слилось воедино, что персонал от покупателей можно отличить только по оранжевым жилеткам — и те, и другие, неприятно пахнут, не трезвы и излучают безумие.
-Прилипал собираете?
Мимо пролетает Дарт Вейдер на самокате. Это местная знаменитость. Стать им очень просто. Чтоб было быстрее передвигаться по разным делам — вы встаёте на самокат. Вам жарко, и вы надеваете короткие шорты. С музыкой ездить веселее, и вы вешаете на руль приёмник. Пусть радуются все – ручку громкости до упора! От дождя и солнца накидываете плащ. А от выхлопных газов и от падения водружаете на голову шлем Дарта Вейдера. Вы покровская знаменитость!
Параллельно едут синие трамваи. По вечерам люди покачиваются в них, как рыбы в аквариуме. Строительные заграждения колышатся как широкие зелёные ламинарии в белом песочном дне.
Трамвай истошно тренькает. Собирается толпа и фотографирует на смартфоны. Под трамваем расплющенный мотоцикл. Незадачливый наездник приложил руку к голове, пытаясь заткнуть кровь. Рядом на тротуаре лежит сомбреро. У Троицы во Грязех, повалив столб, криво стоит машина с простреленным стеклом. Минуту назад кровавый господин в сомбреро расстрелял человека за рулём авто, но сам свалился с мотоцикла и его уже вяжут полицейские. Жители Покровки высыпали на происшествие и через пять минут запостили об этом в микро и макроблогах. Потому что Покровка, это когда все в нужное время и на ней.
Покровские ворота встали. Увы, не сами ворота, а движение на них. Центр мира. Вспоминается стихотворение Бориса Заходера.
Говорят,
Что в столице
Никто не найдет
Ни Покровских,
Ни Красных,
Ни Китских ворот, —
А найти их,
По-моему,
Просто-препросто:
Надо прыгнуть
В Неглинку
С Кузнецкого моста…
Сто лет назад у этих самых Покровских ворот, которых вроде бы и не было никогда, бегали и что-то изображали футуристы, но никому уже не было до них дела. Мало того, что трамваи трезвонят, машины гудят, так ещё у «Цыпа-гриля» выставляют венские стулья и стол с чайным сервизом и молодёжь из «Циферблата» садится и пьёт чай прямо на улице. На другой стороне дороги под окнами пивного ресторана, тёплой весной две тыщи двенадцатого года выстраивается отряд космонавтов в чёрных шлемах, с щитами и дубинками. Они идут к до сей поры бессмысленному памятнику Абаю Кунанбаеву, разгонять Окупай Абай. Туда же, по другой стороне Чистых прудов иду и я в поисках моих сотрудников. Кто-то же должен выйти на смену. Не всё же митинговать. Сотрудники заказали на пруды пиццу и играют в мафию. Революции не будет.
Если на Покровских воротах слишком громко, то в библиотеке Достоевского слишком тихо. Приходите туда помолчать. Правда с утра тут уже все места за компьютерами заняты бомжами, бродягами и бичами. Они почти не пахнут, одеты довольно чисто. Как люди из девяностых. Они дружно включают компьютеры. А директор библиотеки ходит и вставляет в мусорные ведёрки пакетики.
Им даже не нужен Интернет. Для вида они просматривают чьи-то профили или смотрят фотографии актрис. Они просто сидят и греются перед монитором чтобы занять своё тело до ночи. Провести время.
Тут водится Человек-кот. Вон он, уже сидит тут четыре часа. Он одет в мешковатую одежду и шапку. Когда он изволит встать, чтоб принести себе подушку под попу или покурить, то даже по его расслабленно-наглой походке видно, как ему нечего делать. Он пару раз покурил на улице, съел нарезку овощей из кафе, послушал плеер, надолго сходил в туалет, снял ботинки, полежал на стуле вытянув ноги, снова сходил покурил, потом съел гречку, сейчас он уже пятнадцать минут подложив кулак под голову смотрит в окно, во внутренний двор.
Человек-кот. Для вида перед ним лежит книга — биография Рокоссовского из серии ЖЗЛ.
Впрочем, сюда можно и не сворачивать. А идти дальше по Покровке. Её, в отличие от переулков и прочих улиц, отремонтировали в первую очередь. У нас у первых стали ковшами загребать старую скандальную плитку и класть новую скандальную плитку. У нас первых образовались льдины на тротуаре и озёра под бордюрами. И весь московский дождь стёк на Хохловку. У нас смели асфальт, перекрыли дорогу и целый месяц можно было ходить по центру улицы и открывать Покровку с нового ракурса. В некоторых местах асфальт дорасчищали до старых булыжников. Да, мы успели сделать фотографии исторической мостовой.
Но у нас отняли провода и старину, и Покровка превратилась в павильон Мосфильма для съёмок фильма Доктор Живаго.
Около «Кофемании» толпу автомобилей с сиренами пробивают две машины следственного комитета, они обе адски сигналят и крякают и в ту же секунду, будто из-за этого трескается небо и на нас огромными каплями валится дождь. Все бегут в разные стороны, я убегаю ото всех. Я забегаю в «Кофеманию», где не был уже лет десять и достаю из рюкзака дождевик. Боковым зрением вижу на полу крысиный хвост, а нет, не хвост, а связку хвостов, а нет, длинную косу, а нет, не косу, а длинные дреды, переходящие в худого человека из конца девяностых по имени Децл.
В дождевике я бегу на другой конец Покровки, сменяется несколько времён года и снова наступает Покров.
У выхода из метро Китай-город слышится детский визг. Визг громче машин. Мама в зеленом тащит за руку мальчика, сзади идёт бабка в жёлтом пальто и кашне. Мальчик визжит всё громче и громче и наконец в знак протеста падает на тротуар. Мама дергает его за руку. Он орёт громче. Бабка в кашне кричит.
-Встань!
Мама хватает мальчика за руку и со всей силы тянет. Он подскакивает, визжит и опять падает. На колокольне Николая в Кленниках бьёт колокол. Бабка глядит на колокольню, поворачивается к внуку и орёт.
-Встань, падаль!
Мальчик лёжа бьёт ногами по тротуару под витриной магазина Алмазы России. Рядом останавливается пара, потом ещё одна.
-Отстаньте от ребёнка! — Кричит молодая женщина бабке.
-А ты кто такая!? — Орёт бабка и толкает женщину.
Тут женщина двинула бабке по шляпке. Бабка двинула женщину зонтом. Мальчик, увидев, что уже бьют бабку переключает визг на крик. Мужчина в красивых штанах пытается поднять мальчика, но тот машет ногами и попадает мужчине по штанине. Тот отряхивает штаны. Новые люди присоединяются к потасовке. Колокол на колокольне звонит и звонит. Мама всё это время пытается как-то поднять ребёнка.
-«Ну он падает всё время сам». – Произносит она резиновым лицом, когда мальчик снова падает на тротуар. Уже виден его белый живот. Слетает шапка. Бабка одновременно толкается с сочувствующими и орёт ругательства. Красивый мужчина в стороне отряхивает штаны. Подъезжает автобус Т25 и бабка, трясясь и поправляя кашне, движется к двери автобуса, кое-как они в него влезают и уезжают в сторону Сада Баумана. Сочувствующие поправляют одежду, причёски и шляпы, возвращаются на маршрут и едут по домам. Звон колоколов стихает. Снова идёт снег.
Как только я скрылся в подземном переходе у меня завибрировал телефон. Кто-то, кого я не признал и постеснялся спросить «кто это», назвал меня «Стасилио» и сказал, что гуляет по Покровке, и не прочь прогуляться со мной. А я не мог понять кто это и сухо сказал: «Я в гостях» и «До свидания». Положил трубку и на всякий случай заблокировал абонента.
Уже вступив на эскалатор я вспомнил, что совершенно забыл рассказать про булочную со знаменитой плиточкой Артура Перкса, про надпись «Свободен от постоя», про птичник с фазанами и голубями, которым бы порадовался и Чарлз Дарвин, на Макаренко, а рисовальщица Китай-города Катя Гущина в жёлтом дождевике и Маша Чёрная, собирательница покровских историй?! А полдюжины мест, где можно найти бесплатные книги! Хоть бери и заново пиши.
Но мои раздумья прервались, потому что я спустился к бюсту Ногина и меня окружила толпа садоводов-любителей, которые обменивались растениями и семенами «Поиск» и «Малыш Семко». Ведь сегодня была среда, семь часов вечера.
Текст — Стас Гайворонский. Фото — Мария Фетисова.
Комментариев нет:
Отправить комментарий